Анри де Тулуз - Лотрек (1864-1901) В ночь на 24 ноября 1864 года всвоем родовом замке Боск родился один из величайших художников времени
Тулуз - Лотрек. Все было приготовлено для наследника: колыбель, пеленки
- муслин и кружева, кольца из слоновой кости, золота и серебра,
роскошное, достойное принца платьице для крестин. Новорожденного
назвали согласно его высокого происхождения Анри - Мари - Раймон де
Тулуз - Лотрек де Монфа. Счастливые родственники были уверены, что он
будет жить, отрешенный от этого недостойного века, он посвятит себя
благородным наукам, будет великолепным наездником, первоклассным
охотником, обладателем лучших соколов и гончих собак, он с честью будет
носить свое славное имя, он никогда не посрамит свой древний род...
Маленькое Сокровище, как окрестили его в умилении бабушки, входил в
жизнь, окруженный любовью.
Родители
Анри - граф Альфонсо и графиня Адель - были двоюродными братом и
сестрой. Такие браки были не редкостью, однако далеко не все дети,
родившиеся в таком браке, были полноценными. Анри был резвым, озорным,
любознательным ребенком, он секунду не сидел на месте. Капризный, он
почти всегда добивался своего и требовал, чтоб ему всегда уступали. Но
здоровье мальчика отнюдь не соответствовало его живому темпераменту: он
выглядел хилым и болезненным. В свои 10 лет оставался таким же
тщедушным со слабенькими ножками. Он так и не вырос.
За 2 года Анри
дважды ломает ноги: 30 мая 1878 года перелом шейки левого бедра (в
Альби), а через 15 месяцев – левого (во время отдыха в Бареже). Из
Барежа его перевозят в Боск, а затем в Ниццу. Переломы были лишь
следствием, «трагическим завершением болезни», развивавшейся в
результате патологического костного фактора. Какую отвратительную шутку
сыграла с ним судьба!.. Жалость! Нет, только не жалость! У Лотрека
бывали минуты, полные горечи. Но, сильный духом, он преодолевал
слабость. Сетовать на свое несчастье и вызывать сострадание ему не
позволяла гордость. Он принял свою искалеченную судьбу как вызов. Жизнь
ускользает от него, но он не даст себя отстранить. Он не отпустит ее от
себя. Благодаря карандашу и кисти он окажется в самой ее гуще. Лотрек
все время писал и рисовал, но эта страсть не была страстью наркомана,
который ищет забвения. Он скорее напоминал потерпевшего
кораблекрушение, который из последних сил цепляется за обломок судна.
Он сам признался, что одержим живописью.
Постепенно Монмартр
становился центром его жизни. С каждым днем он чувствовал себя здесь
свободнее, чем где-либо. Париж, казалось, сбрасывал сюда все отребье.
Все здесь были горбунами – одни физически, другие морально. Любой урод
пробуждал любопытство лишь в первую минуту, затем никто уже не
удивлялся. Больше всего недоумения здесь вызвал бы обычный, нормальный
человек. Лотрек чувствовал себя на Монмартре непринужденно. Его уже
знали, привыкли к его виду, никто не обращал на него внимания.
Его
интересовал индивидуум. Человек в повседневной своей жизни, на лицо, на
фигуру которого годы и испытания наложили свой отпечаток, характерный
для этого человека, свойственный только ему. В Мальроме Лотрек писал
отца и мать. Сохранился портрет матери за завтраком. Опустив глаза, она
с грустным, задумчивым видом застыла на стуле перед чашкой.
Проницательный взгляд молодого художника схватывает самую суть модели.
Его безжалостная кисть снимает с ее лица внешний лоск. Ничто не выдает
в ее портрете графиню де Тулуз - Лотрек. С первого взгляда на лице ее
можно прочесть все разочарования, волнения, мучительное недоумение
перед жизнью. Обыкновенная женщина, созданная для спокойной жизни, для
простого счастья и вынужденная по воле суровой судьбы сносить все
выходки мужа, которого, впрочем, она сама себе выбрала, смириться с
тем, что ее сын – калека. Униженная и смирившая женщина, она ждет новых
ударов судьбы и готова принять их, хотя и не без печали, но – раз
такова Божья воля – кротко.
Порвав окончательно с
натуралистической передачей видимого, с законами перспективы, а также с
открытиями импрессионизма, Лотрек, взяв от японцев то, что ему было
нужно, по-своему решил пространство и передачу движения ритмом
контурных линий, очень выразительных и произвольных. Его стиль
определяли цветные валеры, подчиненные основному тону картины. В этих
работах он сочетал технику Ван Гога с приемом Раффаэлли. Прием состоял
в том, что на листы картона тонким слоем наносилась сильно разбавленная
растворителем краска. Картон впитывал ее, и она приобретала матовую
фактуру пастели. Смелыми, широкими, раздельными мазками Лотрек
записывал фон. Работая в цвете, он рисовал кистью, поэтому работы его
приобретали острую характерность, на что не могли претендовать
произведения, решенные более мягко, обычными методами. Лотрек выработал
свой почерк.
Однажды Дега, увидев у Дио рисунок Лотрека, долго,
внимательно рассматривал его, а потом с грустью в голосе заметил:
«Подумать только, это сделал молодой, а мы столько трудились всю
жизнь!» Лотрек получил огромное удовлетворение, услышав из уст Дега
комплименты, но больше они не встречались.
Лотрек часто
выставлялся. В январе 1892 года он посылает работы в «Группу двадцати»,
сразу же вслед за этим выставляется в «Вольней» и у Независимых. Отзывы
о нем в прессе хорошие, иногда просто великолепные. Лотрека стали
понимать и ценить. Пришло время и Тулуз - Лотрек переехал в дом
терпимости... Он не вызывал у проституток никакого удивления. Больше
того, эти отверженные инстинктивно поняли отверженного. То, что он
потомок графов де Тулуз, что он уже известный художник, этого не знали,
да и не интересовались этим. Здесь, в отрешенном от всего мирке, никого
не занимало общественное положение, здесь не котировались ни титулы, ни
имена. Здесь человек только человек. Обездоленность Лотрека и
обездоленность этих женщин объединила их, породила между ними нежные
отношения, которых были лишены и он, и они.
Его жизнь была
короткой и драматичной. Лотрек ни на минуту не забывал о своей
трагедии, но скрывал это, боясь вызвать жалость. Обиженный судьбой
калека был истинным аристократом духа, и многие, даже самые близкие ему
люди не всегда догадывались о его мучительной ране. Пожалуй, трудно
найти человека, который бы так предельно ясно осознавал свою участь и
относился к ней так трезво.
- муслин и кружева, кольца из слоновой кости, золота и серебра,
роскошное, достойное принца платьице для крестин. Новорожденного
назвали согласно его высокого происхождения Анри - Мари - Раймон де
Тулуз - Лотрек де Монфа. Счастливые родственники были уверены, что он
будет жить, отрешенный от этого недостойного века, он посвятит себя
благородным наукам, будет великолепным наездником, первоклассным
охотником, обладателем лучших соколов и гончих собак, он с честью будет
носить свое славное имя, он никогда не посрамит свой древний род...
Маленькое Сокровище, как окрестили его в умилении бабушки, входил в
жизнь, окруженный любовью.
Родители
Анри - граф Альфонсо и графиня Адель - были двоюродными братом и
сестрой. Такие браки были не редкостью, однако далеко не все дети,
родившиеся в таком браке, были полноценными. Анри был резвым, озорным,
любознательным ребенком, он секунду не сидел на месте. Капризный, он
почти всегда добивался своего и требовал, чтоб ему всегда уступали. Но
здоровье мальчика отнюдь не соответствовало его живому темпераменту: он
выглядел хилым и болезненным. В свои 10 лет оставался таким же
тщедушным со слабенькими ножками. Он так и не вырос.
За 2 года Анри
дважды ломает ноги: 30 мая 1878 года перелом шейки левого бедра (в
Альби), а через 15 месяцев – левого (во время отдыха в Бареже). Из
Барежа его перевозят в Боск, а затем в Ниццу. Переломы были лишь
следствием, «трагическим завершением болезни», развивавшейся в
результате патологического костного фактора. Какую отвратительную шутку
сыграла с ним судьба!.. Жалость! Нет, только не жалость! У Лотрека
бывали минуты, полные горечи. Но, сильный духом, он преодолевал
слабость. Сетовать на свое несчастье и вызывать сострадание ему не
позволяла гордость. Он принял свою искалеченную судьбу как вызов. Жизнь
ускользает от него, но он не даст себя отстранить. Он не отпустит ее от
себя. Благодаря карандашу и кисти он окажется в самой ее гуще. Лотрек
все время писал и рисовал, но эта страсть не была страстью наркомана,
который ищет забвения. Он скорее напоминал потерпевшего
кораблекрушение, который из последних сил цепляется за обломок судна.
Он сам признался, что одержим живописью.
Постепенно Монмартр
становился центром его жизни. С каждым днем он чувствовал себя здесь
свободнее, чем где-либо. Париж, казалось, сбрасывал сюда все отребье.
Все здесь были горбунами – одни физически, другие морально. Любой урод
пробуждал любопытство лишь в первую минуту, затем никто уже не
удивлялся. Больше всего недоумения здесь вызвал бы обычный, нормальный
человек. Лотрек чувствовал себя на Монмартре непринужденно. Его уже
знали, привыкли к его виду, никто не обращал на него внимания.
Его
интересовал индивидуум. Человек в повседневной своей жизни, на лицо, на
фигуру которого годы и испытания наложили свой отпечаток, характерный
для этого человека, свойственный только ему. В Мальроме Лотрек писал
отца и мать. Сохранился портрет матери за завтраком. Опустив глаза, она
с грустным, задумчивым видом застыла на стуле перед чашкой.
Проницательный взгляд молодого художника схватывает самую суть модели.
Его безжалостная кисть снимает с ее лица внешний лоск. Ничто не выдает
в ее портрете графиню де Тулуз - Лотрек. С первого взгляда на лице ее
можно прочесть все разочарования, волнения, мучительное недоумение
перед жизнью. Обыкновенная женщина, созданная для спокойной жизни, для
простого счастья и вынужденная по воле суровой судьбы сносить все
выходки мужа, которого, впрочем, она сама себе выбрала, смириться с
тем, что ее сын – калека. Униженная и смирившая женщина, она ждет новых
ударов судьбы и готова принять их, хотя и не без печали, но – раз
такова Божья воля – кротко.
Порвав окончательно с
натуралистической передачей видимого, с законами перспективы, а также с
открытиями импрессионизма, Лотрек, взяв от японцев то, что ему было
нужно, по-своему решил пространство и передачу движения ритмом
контурных линий, очень выразительных и произвольных. Его стиль
определяли цветные валеры, подчиненные основному тону картины. В этих
работах он сочетал технику Ван Гога с приемом Раффаэлли. Прием состоял
в том, что на листы картона тонким слоем наносилась сильно разбавленная
растворителем краска. Картон впитывал ее, и она приобретала матовую
фактуру пастели. Смелыми, широкими, раздельными мазками Лотрек
записывал фон. Работая в цвете, он рисовал кистью, поэтому работы его
приобретали острую характерность, на что не могли претендовать
произведения, решенные более мягко, обычными методами. Лотрек выработал
свой почерк.
Однажды Дега, увидев у Дио рисунок Лотрека, долго,
внимательно рассматривал его, а потом с грустью в голосе заметил:
«Подумать только, это сделал молодой, а мы столько трудились всю
жизнь!» Лотрек получил огромное удовлетворение, услышав из уст Дега
комплименты, но больше они не встречались.
Лотрек часто
выставлялся. В январе 1892 года он посылает работы в «Группу двадцати»,
сразу же вслед за этим выставляется в «Вольней» и у Независимых. Отзывы
о нем в прессе хорошие, иногда просто великолепные. Лотрека стали
понимать и ценить. Пришло время и Тулуз - Лотрек переехал в дом
терпимости... Он не вызывал у проституток никакого удивления. Больше
того, эти отверженные инстинктивно поняли отверженного. То, что он
потомок графов де Тулуз, что он уже известный художник, этого не знали,
да и не интересовались этим. Здесь, в отрешенном от всего мирке, никого
не занимало общественное положение, здесь не котировались ни титулы, ни
имена. Здесь человек только человек. Обездоленность Лотрека и
обездоленность этих женщин объединила их, породила между ними нежные
отношения, которых были лишены и он, и они.
Его жизнь была
короткой и драматичной. Лотрек ни на минуту не забывал о своей
трагедии, но скрывал это, боясь вызвать жалость. Обиженный судьбой
калека был истинным аристократом духа, и многие, даже самые близкие ему
люди не всегда догадывались о его мучительной ране. Пожалуй, трудно
найти человека, который бы так предельно ясно осознавал свою участь и
относился к ней так трезво.