Моргающий маргариновый маргинал с марганцовыми маргаритками проморгал Маргариту
КАФКА, ФРАНЦ (1883–1924), австрийский писатель. Родился 3 июля 1883 в Праге. В 1906 окончил юридический факультет Пражского университета. Хрупкий, с пронзительными взглядом, Кафка постоянно занимался самобичеванием, страдал депрессиями и глубоким комплексом неполноценности по отношению к отцу, в письме которому (неотправленном) признавался: «Это [литературное творчество] было намеренно оттягиваемое прощание с тобой».
Сравнительно малая часть произведений Кафки завершена, и сравнительно немногое опубликовано при жизни. Бóльшая часть прижизненных публикаций вошла в том Рассказы (Erzählungen), в том числе новеллы Кочегар (Der Heizer, 1913), Приговор (Das Urteil, 1913), Превращение (Die Verwandlung, 1915) и В исправительной колонии (In der Strafkolonie, 1919). Другие произведения, опубликованные при жизни, вошли в сборники Описание одной борьбы (Beschreibung eines Kampfes, отрывки опубл. в 1909), Созерцание (Betrachtung, 1913), Сельский врач (Ein Landarzt, 1919) и Голодарь (Ein Hungerkünstler, 1924). Остальные произведения Кафки посмертно опубликовал его биографии друг Макс Брод вопреки желанию автора уничтожить их: два незавершенных романа – Процесс (Der Prozess, 1925) и Замок (Das Schloss, 1926), незавершенный роман Америка (Amerika, 1927), еще два незавершенных романа, ряд рассказов и фрагментов, а также Письмо отцу (опубл. 1966), раскрывающее сокровенные стороны его жизни и искусства.
читать дальшеРоманы и рассказы Кафки в большинстве завораживающе увлекательны, порой извращенно жестоки, нередко производят тягостное впечатление. Стиль прозрачен, непритязателен; повествование необычайно плотно, целостно. Однако пассажи-просветы рассеивают мрак пугающего лабиринта и на миг приоткрывают замысел автора. Безусловно, можно с легкостью абстрагироваться от позитивного финала таких рассказов, как Приговор или Превращение, хотя последний заканчивается утверждением доброты жизни, которая контрастирует с муками центрального персонажа. Процесс завершается утверждением, что самоубийство – единственный возможный конец человеческой жизни, который по-настоящему радует Бога. Однако в Замке, пожалуй, ярче всего проглядывает «струящееся солнце». Существуют и совершенно иные трактовки этого произведения. Даже те, кто допускает религиозную идею, рассматривали роман как отчет о поисках, ошибочных с самого начала. Большей частью это история повторных разочарований человека, домогающегося того, чтобы некая высшая инстанция дала ему подтверждение его веры в себя и собственное призвание; поскольку же до этой инстанции ему не докричаться, роман вполне пессимистичен. С другой стороны, дискутировался вопрос о том, что капитуляция героя означает не только смирение перед неудачей: она дает ключ к более милосердному исходу, обещанному в последних главах. Перестав желать верховного подтверждения, герой черпает поддержку в глубинах собственного «я».
Сын Томаса Манна - Клаус - примерял кафкианскую одежку на гитлеровскую Германию. Образ данного мира - это и история строительства Китайской стены, и воспоминания некоего русского о дороге на Кальду, построенные Кафкой на материалах двух восточных деспотий. Но прежде всего - это роман "Замок", который Кафка писал, но забросил за пару лет до смерти. Вырос роман из бюрократического мира империи Австро-Венгерской, в состав которой до 1918 г. входили чешские земли.
"Замок" сух, растянут, трудно перевариваем, как сухи, растянуты и трудно перевариваемы сами бюрократические отношения. По-иному построен более ранний роман "Процесс" - динамичный, тревожный, живой. "Процесс" - это человек в новом мире, "Замок" - это сам мир, в котором человек - лишь песчинка.
Кафка увидел совершенно неожиданный для начала века характер связей между людьми, совершенно неожиданный механизм мотивации их деятельности. Причем именно увидел своим особым зрением, поскольку даже из бюрократического опыта, который лично у него имелся, невозможно было сделать столь глубоких выводов: мир просто еще к тому времени не предоставил для этого достаточно материала.
Как раз когда писался "Процесс", Вальтер Ратенау начал выстраивать в Германии военно-промышленный комплекс с его новой системой связей. Как раз когда писался "Замок", Ратенау был убит. Новый мир только строился, но Кафка его уже видел.
Ратенау был из редкой породы прагматиков, в то время как "передовые мыслители", рассуждавшие тогда о борьбе классов или рас, почти не находили в своих интеллектуальных построениях места для бюрократии. Кафка же показал ее как форму всей жизни общества, пронизал новыми отношениями всю вертикаль власти и подчинения: от замка до деревни.
Много лет Кафка целенаправленно уходил из мира людей. Животный мир, рожденный его пером, - это лишь внешнее, самое упрощенное представление о том, что он чувствовал. Где он обитал на самом деле в то время, когда боролся с бессонницей в своей пражской квартирке или просиживал штаны в конторе, не сможет, наверное, понять никто.
В какой-то мере личный мир Кафки проступает из дневников, которые он начал вести с 27 лет. Мир этот - беспрерывный кошмар. Автор дневников находится в сплошном враждебном окружении и, надо отдать ему должное, отвечает миру тем же.
Все беды начались с плохого воспитания. Отец и мать, родственники, учителя, кухарка, водившая маленького Франца в школу, десятки других людей, близких и не близких, исказили личность ребенка, испортили его добрую часть. Став взрослым, Кафка оказался несчастен.
Он был несчастен из-за постылой работы. По окончании пражского университета, став юристом, Кафка вынужден был, дабы зарабатывать на жизнь, превратиться в страхового чиновника. Служба отвлекала от творчества, забирая лучшие дневные часы, - те часы, в которые могли бы появляться на свет шедевры.
Он был несчастен из-за хрупкого здоровья. При росте 1,82 он весил 55 кг. Организм плохо принимал пищу, желудок постоянно болел. Постепенно усиливалась бессонница, расшатывая и без того слабую нервную систему.
Прекрасный словесный портрет Кафки дал один знакомый, увидевший с моста через Влтаву, как обессиленный от гребли Франц лежит на дне лодки: "Как перед страшным судом - гробы уже отверзлись, но мертвые еще не восстали".
Он был несчастлив в личной жизни. Несколько раз влюблялся, но так ни разу и не смог соединиться ни с одной своей избранницей. Он был одинок и оторван от общества, поскольку не мог говорить ни о чем, кроме литературы ("нет у меня наклонностей к литературе, я просто из литературы состою"), а эта тема была глубоко безразлична как семье, так и сослуживцам.
Неудивительно, что в дневнике Кафки постоянно проступает тема самоубийства: "разбежаться к окну и сквозь разбитые рамы и стекло, ослабев от напряжения сил, переступить через оконный парапет". До этого, правда, не дошло, но зато с предсказанием собственной смерти - "не доживу до 40 лет" - Кафка почти не ошибся.
Итак, со страниц дневника проступает поистине страшный лик. Но был ли это действительно Кафка? Рискну предположить, что мы имеем, скорее, портрет внутреннего мира некоего Йозефа К. - литературного двойника писателя, всплывающего то в "Процессе", то в "Замке".
Что же касается проживавшего в Праге Ф. Кафки, то он родился в приличной и неплохо обеспеченной еврейской семье. Никаких следов особо тяжелого детства, никаких следов лишений или проявляемых со стороны родителей репрессий биографам Кафки обнаружить не удается. Во всяком случае, для эпохи, в которой ребенок еще, по сути, не был признан за человека, детство Франца вполне можно считать благополучным.
Кстати, никаких врожденных опасных болезней у него не имелось. Порой он даже занимался спортом. Свой первый сексуальный опыт Кафка получил в 20 лет - не так уж поздно по тем временам. Да и в дальнейшем робкий, но обаятельный молодой человек не был изгоем в женском обществе.
А с друзьями ему просто-таки повезло. В Праге сложился небольшой литературный кружок, на котором молодые люди могли найти друг в друге благодарных слушателей. Среди них был и Макс Брод - человек, который восторгался Кафкой, считал его гением, постоянно стимулировал в творчестве и помогал издаваться. О таком друге любой писатель может только мечтать.
Работа на полставки у Кафки была непыльная, отнимала минимум времени и сил. Интеллигентный шеф души в нем не чаял и долгие месяцы оплачивал ему отпуск по болезни даже тогда, когда сам Кафка уже готов был уйти на досрочную пенсию.
Кафка не любил декадентов и, в отличие от Ницше, не считал Бога мертвым. И все же его взгляд на Бога был не менее парадоксальным, не менее пессимистическим: "Мы - лишь одно из его дурных настроений. У него был неудачный день". Где тут пристроиться еврейскому представлению о богоизбранности?
Кафка жил в еврейском окружении, интересовался культурой и историей евреев, проблемой эмиграции в Палестину. И все же душа его, столь плохо державшаяся в теле, рвалась не к вершине Сиона, а в мир германского, скандинавского и русского интеллектуализма. Настоящим его окружением были не соседские евреи и не Брод, шокированный открытием дневников Кафки, вскрывших уголок души, остававшийся закрытым для современников. Настоящим окружением была литература мысли и страдания - Гете, Т. Манн, Гессе, Гоголь, Достоевский, Толстой, Кьеркегор, Стриндберг, Гамсун.
Кафка пытался вытащить сам себя за волосы из болота, как это делал некогда барон Мюнхгаузен. Первый раз попытка была предпринята на пороге тридцатилетия, когда внутренний кризис, зафиксированный в дневнике, был уже в разгаре.
В гостях у Брода он застал гостью из Берлина Фелицу Бауэр, еврейку 25 лет с костлявым пустым лицом, как сам Кафка записал в дневнике неделю спустя. Недурная характеристика для будущей возлюбленной?
Тем не менее, через месяц он завязывает с ней длинный-предлинный роман в письмах. Начало этого романа отмечено творческим всплеском. За одну ночь он пишет рассказ "Приговор", выкладываясь полностью, до боли в сердце, и проникаясь столь редким для него чувством удовлетворенности достигнутым.
Затем творческая энергия полностью переводится в эпистолярный жанр. Порой Кафка пишет Фелице по нескольку писем в день. Но при этом не делает никакой попытки увидеться, хотя расстояние от Праги до Берлина в общем-то смехотворное. Даже ее визит к сестре в Дрезден (это уж совсем рядом) он не использует.
Наконец, спустя более полугода после начала романа в письмах Кафка соблаговолит нанести добровольно-принудительный и очень краткий визит к "возлюбленной". Спустя еще три месяца, "любовник молодой" делает ей предложение.
В том словесном потоке, который предварительно был обрушен на Фелицу, привлекают внимание самоуничижительные характеристики Кафки, наглядно демонстрирующие девушке тех монстров, что произрастали в его душе. Казалось бы, все было сделано для того, чтобы получить отказ. Но, как ни парадоксально, Фелица соглашается, сочтя, видимо, что находится уже в том возрасте, когда привередничать особо не приходится. Спустя две недели наступает момент истины. С педантичностью чиновника Кафка выписывает в дневнике семь пунктов анализа: за и против женитьбы. Теперь все ясно. Он страстно желает убежать от своего одиночества, но при этом отдает себе отчет в том, что не может доверить бережно лелеемых в душе монстров никому. Только листу бумаги. Ведь переплавка монстров в художественную литературу является, по сути дела, смыслом его жизни.
Он использовал девушку, теша себя иллюзией возможности выхода в мир людей, но в то же время не желая этого. Он мучил ее, но при этом мучился и сам. Он творил роман, заранее обреченный на неудачу. Если и есть повесть печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, то это, бесспорно, роман Франца и Фелицы.
Снова из дневника: "Принц может жениться на спящей красавице и даже хуже, но спящая красавица не может быть принцем". Кафка не может не спать, поскольку тогда он не увидит своих кошмарных снов.
Но пути назад уже нет. Он летит в пропасть и непременно должен за кого-то ухватиться, не беря на себя при этом, правда, никаких обязательств. Как только затухает переписка с Фелицей, начинается новый этап эпистолярного творчества. Словесный поток Кафки обрушивается теперь на подругу несостоявшейся невесты - Грету Блох, впоследствии уверявшую, что у нее был от Кафки сын.
Но Кафка - не искатель приключений, легко способный переключить свое внимание на новый объект. Он глубоко страдает и... обручается с Фелицей. Впрочем, безнадежность развития этих отношений очевидна. Вскоре помолвка расторгается. А через три года они вдруг вновь оказываются помолвлены. Можно вспомнить Маркса: "История повторяется дважды, один раз как трагедия, другой раз как фарс".
Впрочем, через месяц после того как состоялась вторая помолвка, фарс опять превращается в трагедию. У Кафки случается легочное кровотечение. Врачи, возможно, назвали бы это психосоматикой. Кафка загнал себя в угол, и стресс переродился во вполне физически ощутимую болезнь.
Туберкулез стал оправданием разрыва второй помолвки. Теперь Фелица ушла навсегда. У тяжело больного Кафки была за четыре года до смерти еще одна попытка связать свою судьбу с женщиной - Юлией Вохрыцек, но, как только будущие супруги узнали о том, что не могут рассчитывать на присмотренную ими квартирку, они сразу пошли на попятную.
Однако это был еще не конец. Последние годы Кафки осветил "живой огонь, какого я никогда раньше не видел" (из письма Броду). Звали этот огонь Милена Есенска. Чешка, 23 лет, замужняя, психически неуравновешенная, кокаинистка, мотовка... Журналист и литератор, переводчик Кафки на чешский, человек бешеной энергии, будущий коммунист, будущий боец Сопротивления, будущая жертва Равенсбрюка...
Возможно, когда-нибудь имя Милены встанет в один ряд с именами Лауры, Беатриче, Дульсинеи. В ее любви с Францем реальность мешалась с мифом, но литературе нужны такие мифы. Медленно умирающий Кафка получил, наконец, источник, из которого мог черпать энергию.
Соединиться с Миленой было невозможно (ее устраивал уже имеющийся муж), да и не нужно. Она жила в Вене, он - в Праге. Переписка давала иллюзию жизни. Но иллюзии не могут длиться вечность. Когда Милена направила свой "живой огонь" на согревание иных объектов, Кафке не оставалось ничего другого, кроме как умереть. Но перед смертью им еще был построен "Замок".
Умирал он на руках юной девочки Доры Димант - польской еврейки, которой он также успел предложить руку и сердце. Франц уже вел себя как ребенок, Дора - то ребенок, то как мать, опекающая больного сына. Но ничего нельзя было изменить.
Сравнительно малая часть произведений Кафки завершена, и сравнительно немногое опубликовано при жизни. Бóльшая часть прижизненных публикаций вошла в том Рассказы (Erzählungen), в том числе новеллы Кочегар (Der Heizer, 1913), Приговор (Das Urteil, 1913), Превращение (Die Verwandlung, 1915) и В исправительной колонии (In der Strafkolonie, 1919). Другие произведения, опубликованные при жизни, вошли в сборники Описание одной борьбы (Beschreibung eines Kampfes, отрывки опубл. в 1909), Созерцание (Betrachtung, 1913), Сельский врач (Ein Landarzt, 1919) и Голодарь (Ein Hungerkünstler, 1924). Остальные произведения Кафки посмертно опубликовал его биографии друг Макс Брод вопреки желанию автора уничтожить их: два незавершенных романа – Процесс (Der Prozess, 1925) и Замок (Das Schloss, 1926), незавершенный роман Америка (Amerika, 1927), еще два незавершенных романа, ряд рассказов и фрагментов, а также Письмо отцу (опубл. 1966), раскрывающее сокровенные стороны его жизни и искусства.
читать дальшеРоманы и рассказы Кафки в большинстве завораживающе увлекательны, порой извращенно жестоки, нередко производят тягостное впечатление. Стиль прозрачен, непритязателен; повествование необычайно плотно, целостно. Однако пассажи-просветы рассеивают мрак пугающего лабиринта и на миг приоткрывают замысел автора. Безусловно, можно с легкостью абстрагироваться от позитивного финала таких рассказов, как Приговор или Превращение, хотя последний заканчивается утверждением доброты жизни, которая контрастирует с муками центрального персонажа. Процесс завершается утверждением, что самоубийство – единственный возможный конец человеческой жизни, который по-настоящему радует Бога. Однако в Замке, пожалуй, ярче всего проглядывает «струящееся солнце». Существуют и совершенно иные трактовки этого произведения. Даже те, кто допускает религиозную идею, рассматривали роман как отчет о поисках, ошибочных с самого начала. Большей частью это история повторных разочарований человека, домогающегося того, чтобы некая высшая инстанция дала ему подтверждение его веры в себя и собственное призвание; поскольку же до этой инстанции ему не докричаться, роман вполне пессимистичен. С другой стороны, дискутировался вопрос о том, что капитуляция героя означает не только смирение перед неудачей: она дает ключ к более милосердному исходу, обещанному в последних главах. Перестав желать верховного подтверждения, герой черпает поддержку в глубинах собственного «я».
Сын Томаса Манна - Клаус - примерял кафкианскую одежку на гитлеровскую Германию. Образ данного мира - это и история строительства Китайской стены, и воспоминания некоего русского о дороге на Кальду, построенные Кафкой на материалах двух восточных деспотий. Но прежде всего - это роман "Замок", который Кафка писал, но забросил за пару лет до смерти. Вырос роман из бюрократического мира империи Австро-Венгерской, в состав которой до 1918 г. входили чешские земли.
"Замок" сух, растянут, трудно перевариваем, как сухи, растянуты и трудно перевариваемы сами бюрократические отношения. По-иному построен более ранний роман "Процесс" - динамичный, тревожный, живой. "Процесс" - это человек в новом мире, "Замок" - это сам мир, в котором человек - лишь песчинка.
Кафка увидел совершенно неожиданный для начала века характер связей между людьми, совершенно неожиданный механизм мотивации их деятельности. Причем именно увидел своим особым зрением, поскольку даже из бюрократического опыта, который лично у него имелся, невозможно было сделать столь глубоких выводов: мир просто еще к тому времени не предоставил для этого достаточно материала.
Как раз когда писался "Процесс", Вальтер Ратенау начал выстраивать в Германии военно-промышленный комплекс с его новой системой связей. Как раз когда писался "Замок", Ратенау был убит. Новый мир только строился, но Кафка его уже видел.
Ратенау был из редкой породы прагматиков, в то время как "передовые мыслители", рассуждавшие тогда о борьбе классов или рас, почти не находили в своих интеллектуальных построениях места для бюрократии. Кафка же показал ее как форму всей жизни общества, пронизал новыми отношениями всю вертикаль власти и подчинения: от замка до деревни.
Много лет Кафка целенаправленно уходил из мира людей. Животный мир, рожденный его пером, - это лишь внешнее, самое упрощенное представление о том, что он чувствовал. Где он обитал на самом деле в то время, когда боролся с бессонницей в своей пражской квартирке или просиживал штаны в конторе, не сможет, наверное, понять никто.
В какой-то мере личный мир Кафки проступает из дневников, которые он начал вести с 27 лет. Мир этот - беспрерывный кошмар. Автор дневников находится в сплошном враждебном окружении и, надо отдать ему должное, отвечает миру тем же.
Все беды начались с плохого воспитания. Отец и мать, родственники, учителя, кухарка, водившая маленького Франца в школу, десятки других людей, близких и не близких, исказили личность ребенка, испортили его добрую часть. Став взрослым, Кафка оказался несчастен.
Он был несчастен из-за постылой работы. По окончании пражского университета, став юристом, Кафка вынужден был, дабы зарабатывать на жизнь, превратиться в страхового чиновника. Служба отвлекала от творчества, забирая лучшие дневные часы, - те часы, в которые могли бы появляться на свет шедевры.
Он был несчастен из-за хрупкого здоровья. При росте 1,82 он весил 55 кг. Организм плохо принимал пищу, желудок постоянно болел. Постепенно усиливалась бессонница, расшатывая и без того слабую нервную систему.
Прекрасный словесный портрет Кафки дал один знакомый, увидевший с моста через Влтаву, как обессиленный от гребли Франц лежит на дне лодки: "Как перед страшным судом - гробы уже отверзлись, но мертвые еще не восстали".
Он был несчастлив в личной жизни. Несколько раз влюблялся, но так ни разу и не смог соединиться ни с одной своей избранницей. Он был одинок и оторван от общества, поскольку не мог говорить ни о чем, кроме литературы ("нет у меня наклонностей к литературе, я просто из литературы состою"), а эта тема была глубоко безразлична как семье, так и сослуживцам.
Неудивительно, что в дневнике Кафки постоянно проступает тема самоубийства: "разбежаться к окну и сквозь разбитые рамы и стекло, ослабев от напряжения сил, переступить через оконный парапет". До этого, правда, не дошло, но зато с предсказанием собственной смерти - "не доживу до 40 лет" - Кафка почти не ошибся.
Итак, со страниц дневника проступает поистине страшный лик. Но был ли это действительно Кафка? Рискну предположить, что мы имеем, скорее, портрет внутреннего мира некоего Йозефа К. - литературного двойника писателя, всплывающего то в "Процессе", то в "Замке".
Что же касается проживавшего в Праге Ф. Кафки, то он родился в приличной и неплохо обеспеченной еврейской семье. Никаких следов особо тяжелого детства, никаких следов лишений или проявляемых со стороны родителей репрессий биографам Кафки обнаружить не удается. Во всяком случае, для эпохи, в которой ребенок еще, по сути, не был признан за человека, детство Франца вполне можно считать благополучным.
Кстати, никаких врожденных опасных болезней у него не имелось. Порой он даже занимался спортом. Свой первый сексуальный опыт Кафка получил в 20 лет - не так уж поздно по тем временам. Да и в дальнейшем робкий, но обаятельный молодой человек не был изгоем в женском обществе.
А с друзьями ему просто-таки повезло. В Праге сложился небольшой литературный кружок, на котором молодые люди могли найти друг в друге благодарных слушателей. Среди них был и Макс Брод - человек, который восторгался Кафкой, считал его гением, постоянно стимулировал в творчестве и помогал издаваться. О таком друге любой писатель может только мечтать.
Работа на полставки у Кафки была непыльная, отнимала минимум времени и сил. Интеллигентный шеф души в нем не чаял и долгие месяцы оплачивал ему отпуск по болезни даже тогда, когда сам Кафка уже готов был уйти на досрочную пенсию.
Кафка не любил декадентов и, в отличие от Ницше, не считал Бога мертвым. И все же его взгляд на Бога был не менее парадоксальным, не менее пессимистическим: "Мы - лишь одно из его дурных настроений. У него был неудачный день". Где тут пристроиться еврейскому представлению о богоизбранности?
Кафка жил в еврейском окружении, интересовался культурой и историей евреев, проблемой эмиграции в Палестину. И все же душа его, столь плохо державшаяся в теле, рвалась не к вершине Сиона, а в мир германского, скандинавского и русского интеллектуализма. Настоящим его окружением были не соседские евреи и не Брод, шокированный открытием дневников Кафки, вскрывших уголок души, остававшийся закрытым для современников. Настоящим окружением была литература мысли и страдания - Гете, Т. Манн, Гессе, Гоголь, Достоевский, Толстой, Кьеркегор, Стриндберг, Гамсун.
Кафка пытался вытащить сам себя за волосы из болота, как это делал некогда барон Мюнхгаузен. Первый раз попытка была предпринята на пороге тридцатилетия, когда внутренний кризис, зафиксированный в дневнике, был уже в разгаре.
В гостях у Брода он застал гостью из Берлина Фелицу Бауэр, еврейку 25 лет с костлявым пустым лицом, как сам Кафка записал в дневнике неделю спустя. Недурная характеристика для будущей возлюбленной?
Тем не менее, через месяц он завязывает с ней длинный-предлинный роман в письмах. Начало этого романа отмечено творческим всплеском. За одну ночь он пишет рассказ "Приговор", выкладываясь полностью, до боли в сердце, и проникаясь столь редким для него чувством удовлетворенности достигнутым.
Затем творческая энергия полностью переводится в эпистолярный жанр. Порой Кафка пишет Фелице по нескольку писем в день. Но при этом не делает никакой попытки увидеться, хотя расстояние от Праги до Берлина в общем-то смехотворное. Даже ее визит к сестре в Дрезден (это уж совсем рядом) он не использует.
Наконец, спустя более полугода после начала романа в письмах Кафка соблаговолит нанести добровольно-принудительный и очень краткий визит к "возлюбленной". Спустя еще три месяца, "любовник молодой" делает ей предложение.
В том словесном потоке, который предварительно был обрушен на Фелицу, привлекают внимание самоуничижительные характеристики Кафки, наглядно демонстрирующие девушке тех монстров, что произрастали в его душе. Казалось бы, все было сделано для того, чтобы получить отказ. Но, как ни парадоксально, Фелица соглашается, сочтя, видимо, что находится уже в том возрасте, когда привередничать особо не приходится. Спустя две недели наступает момент истины. С педантичностью чиновника Кафка выписывает в дневнике семь пунктов анализа: за и против женитьбы. Теперь все ясно. Он страстно желает убежать от своего одиночества, но при этом отдает себе отчет в том, что не может доверить бережно лелеемых в душе монстров никому. Только листу бумаги. Ведь переплавка монстров в художественную литературу является, по сути дела, смыслом его жизни.
Он использовал девушку, теша себя иллюзией возможности выхода в мир людей, но в то же время не желая этого. Он мучил ее, но при этом мучился и сам. Он творил роман, заранее обреченный на неудачу. Если и есть повесть печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, то это, бесспорно, роман Франца и Фелицы.
Снова из дневника: "Принц может жениться на спящей красавице и даже хуже, но спящая красавица не может быть принцем". Кафка не может не спать, поскольку тогда он не увидит своих кошмарных снов.
Но пути назад уже нет. Он летит в пропасть и непременно должен за кого-то ухватиться, не беря на себя при этом, правда, никаких обязательств. Как только затухает переписка с Фелицей, начинается новый этап эпистолярного творчества. Словесный поток Кафки обрушивается теперь на подругу несостоявшейся невесты - Грету Блох, впоследствии уверявшую, что у нее был от Кафки сын.
Но Кафка - не искатель приключений, легко способный переключить свое внимание на новый объект. Он глубоко страдает и... обручается с Фелицей. Впрочем, безнадежность развития этих отношений очевидна. Вскоре помолвка расторгается. А через три года они вдруг вновь оказываются помолвлены. Можно вспомнить Маркса: "История повторяется дважды, один раз как трагедия, другой раз как фарс".
Впрочем, через месяц после того как состоялась вторая помолвка, фарс опять превращается в трагедию. У Кафки случается легочное кровотечение. Врачи, возможно, назвали бы это психосоматикой. Кафка загнал себя в угол, и стресс переродился во вполне физически ощутимую болезнь.
Туберкулез стал оправданием разрыва второй помолвки. Теперь Фелица ушла навсегда. У тяжело больного Кафки была за четыре года до смерти еще одна попытка связать свою судьбу с женщиной - Юлией Вохрыцек, но, как только будущие супруги узнали о том, что не могут рассчитывать на присмотренную ими квартирку, они сразу пошли на попятную.
Однако это был еще не конец. Последние годы Кафки осветил "живой огонь, какого я никогда раньше не видел" (из письма Броду). Звали этот огонь Милена Есенска. Чешка, 23 лет, замужняя, психически неуравновешенная, кокаинистка, мотовка... Журналист и литератор, переводчик Кафки на чешский, человек бешеной энергии, будущий коммунист, будущий боец Сопротивления, будущая жертва Равенсбрюка...
Возможно, когда-нибудь имя Милены встанет в один ряд с именами Лауры, Беатриче, Дульсинеи. В ее любви с Францем реальность мешалась с мифом, но литературе нужны такие мифы. Медленно умирающий Кафка получил, наконец, источник, из которого мог черпать энергию.
Соединиться с Миленой было невозможно (ее устраивал уже имеющийся муж), да и не нужно. Она жила в Вене, он - в Праге. Переписка давала иллюзию жизни. Но иллюзии не могут длиться вечность. Когда Милена направила свой "живой огонь" на согревание иных объектов, Кафке не оставалось ничего другого, кроме как умереть. Но перед смертью им еще был построен "Замок".
Умирал он на руках юной девочки Доры Димант - польской еврейки, которой он также успел предложить руку и сердце. Франц уже вел себя как ребенок, Дора - то ребенок, то как мать, опекающая больного сына. Но ничего нельзя было изменить.
Как здорово сказано!)
Не совсем поняла из твоего поста, а дневники Кафки опубликованы?
Да, дневники Кафки опубликованы
Как отдельное издание?
Просто никогда не наталкивалась...
И ты их читал?
Очень тяжело читается или в депрессняк вгоняет?
Понятно)
Спорное утверждение: могут ли гении ужиться среди обычных людей?
его вообще-то часто издают и переиздают, но вот дневники его ни разу не попадались(
Спорное утверждение: могут ли гении ужиться среди обычных людей? -
а почему спорное, они же действительно не такие как все, поэтому и ужиться сложно.
"Замок" мне очень понравился, именно вот этим описанием бюрократической рутины. Больше ничего пока не прочитал из его творчества.
Блин, какой был облом, когда я узнал, что он не окончен...
вот поэтому я и считаю это утверждение спорным.
Но гении, как правило, опережают свое время, их идеи современникам кажутся абсурдными, а сами они - сумасшедшими. Поэтому и среди обывателей им непросто, а порой, и невозможно жить. В истории множество таких примеров.
Мне больше "Процесс" нравится. Он и закончен в сюжетном плане. Хотя, если верить опять же Максу Броду, Кафка хотел добавить в середине романа дополнительные главы.